Народный проспект - Страница 23

И то были не немцы. То были чехи, чешские жандармы.

Деда отдали немцам, которые выбили ему все зубы. А потом его вывезли в лес, привязали к дереву и завязали глаза. Он думал, что его расстреляют.

А они просто оставили его, привязанным к тому дереву.

Дед говорил, что то был вяз. Это от него я знаю все про это дерево. От него и от своего старика, которому он тоже все это рассказывал.

А потом кто-то его отвязал. То была моя бабушка.

А потом родился мой старик. А потом он встретил мою маму. А потом они переехали на массив.

А потом родился мой брат.

А потом родился я.

И это как раз дед первым рассказал мне про Тевтобургский Лес. Потому что в том лесу под землей был один военный завод. И он сам какое-то время был там закопан. Но то уже совсем другая история.

Дед иногда дрался и ходил в пивную.

Старик иногда дрался и ходил в пивную.

Я тоже иногда дерусь и хожу в пивную.

А потом родился ты.

Но это уже другая история.

Это твоя история.

XVIII

И вот я тут.

В нашем лесу.

В Тевтобургском Лесу в 9 году.

В том мрачном, черном лесу, в котором знаменитые германцы знаменито победили знаменитых римлян. Они заманили их в свой дремучий, мокрый, переполненный болотами лес как в ловушку, потому что в лесах уж то они разбирались. И в том тумане и среди громадных деревьев знаменитые римские легионы потратили все свои силы уже на то, что им приходилось прорубать себе дорогу, а вдобавок лил дождь, и гремел гром. А потом весь лес накрыло туманом. И когда наступил этот момент, римские легионы уже не смогли образовать боевой строй, распались и заблудились.

И вдруг германцы были уже повсюду. Атаковали из кустов. Атаковали с деревьев. Атаковали из вырытых в земле ям. Они бросали в неприятеля огромные подожженные шары из соломы и смолы. Они выкашивали римлян десятками. Сотнями. Тысячами.

Германцы знали свой лес так же, как я знаю свой. Тот лес был их лесом. И таким образом они победили римлян. А те, еще живые, схватили мечи и от страха перерезали друг другу шеи, включая своего командира, знаменитого Варуса. И правильно сделали. Потому что тех, кто не успел этого сделать, германцы схватили и принесли в жертву богам под старым вязом, вместе с женщинами и детьми, которые тогда ходили в бой со знаменитой непобедимой римской армией. А их головы были насажены на верхушки низких деревьев, которые после того выросли вверх. И эти черепа там можно найти еще и сегодня.

Таким вот образом германцы дали римлянам урок по жизни.

И с того момента все уже знали, что в один прекрасный день все изменится.

И обрушится.

Все империи.

Все государства.

Никто из римлян не мог сбежать. Никто не вышел живым из того леса. Только один-единственный римский солдат пережил ту знаменитейшую лесную битву. Один-единственный легионер. Но то уже другая история.

Короче, я нахожусь здесь.

В нашем лесу.

Сюда мы тайком приходили с мальчишками играться в войну.

Там меня застрелили. Но у меня же девять жизней, так что я всегда выживал.

Сюда мы приходили с мамой искать старика, когда он нам грозил, что повесится. Только вот, в конце концов, он перевалился через ограду.

Мы боялись этого места, когда были маленькими. Говорили, что здесь имеются привидения. Что тут есть дикие звери. И могилы времен войны. И еще другой войны. И еще одной войны. Множество могил. Вся Европа – это какие-то засыпанные могилы. А в придачу – глубокое болото.

Девочек здесь подстерегают странные типы с конфетами, говорили нам. А мальчиков подстерегают еще более странные типы.

Пиздеж.

Одно было точно. Этот лес был здесь до нас. И этот же лес будет тут после нас. Только кусочек выкорчевали, чтобы выстроить наш жилмассив. Совершенно маленький кусочек. Деревья и болота, в конце концов, всегда справятся с бетоном.

Они со всем справятся.

Потому мне по барабану, что те два мусора меня колотят.

Мне уже давно это осточертело. А они не перестают.

Кулаками. Ногами. По голове. В живот. В промежность. В грудную клетку. Слышу, как что-то хрупает. Больно. Мне хватит. Давно уже… Они об этом знают. Но не перестают. У меня вылетел зуб. Потом второй. Потом еще третий.

И я весь красный.

Это из-за моей же крови.

И тот первый полицейский вдруг перестает меня бить. Не потому, что это его перестало забавлять, просто этот тип уже не может, потому что мало тренируется, он делает мало отжиманий и долго выдержать нихрена не может. Он весь запыхавшийся и спрашивает: "Ты чего все время пиздишь про какой-то лес? Снова и снова пиздишь про каких-то римлян и германцев?".

А я говорю: "Тевтобургский Лес".

А тот второй, такой же запыхавшийся, потому что подготовка у него ниже плинтуса, и говорит: "Тебе еще не осточертело?".

А я говорю: "Мусору никогда не осточертевает".

А он говорит: "Ты чего, блин, пиздишь?".

А я говорю: "Я тоже полицейский. Такой же мусор, как и вы".

А он говорит: "Чего?".

А я говорю: "Я был мусором. Говорит вам что-нибудь название "Народный Проспект"? Я был в городе, внизу, на том прибацанном Народном Проспекте. Это я все начал. Это я нанес первый удар.

А тот первый полицейский говорит: "Что, чешский юмор?".

А тот второй полицейский говорит: "Насмехаешься себе, а?".

А я говорю: "Мне бы ужасно хотелось сейчас, в этом лесу, насмехаться над тобой, перец ты ломаный, ни о чем в этот момент и не мечтаю. Но это правда. Тот видео знаете? Как бежит тот мусор и два раза лупит в камеру. Так то был я, я лупил по камере. Я был там. Начал. Я нанес первый удар. А первым может быть только один. Ты был когда-нибудь первым, дебил?".

А он говорит: "Я вообще не знаю, о чем ты говоришь?".