Кто желает получить урок по жизни.
Ведь лучше всего набуцать такому, кто этого заслуживает.
Такому, кто просто желает, чтобы ему набуцали.
Наказать его.
И дать урок.
Небольшой такой урок по жизни.
Как это случилось однажды, когда в "Северянку" пришел тот тип, по роже – из Моравии, такой он весь был чистосердечный и веселый, и остроумный, и добродушный, и с ямочками на щеках. Я прекрасно видел, как с первого года жизни в него запихивали зельц сверху, а сало – снизу, сам можешь представить, весил он сто двадцать кило. Средней величины танчик.
И уже от самой двери он орал: "Ну, и чего, и кто тут желает пизды получить?".
И хрупкая тишина.
Представляешь?
Ни серьезная, ни мелкая, а только хрупкая такая зловещая тишина.
А он не переставал: "Так как, кто тут желает получить пизды?".
Первой на него глянула Сильва, а не следовало этого делать.
Поначалу он вылил ей на стойку пиво.
Потом спросил: "Это твой бордель?".
После чего поглядел на нас своими маленькими, поросячьими глазками.
И обратился к нам: "А это твои шлюхи?".
Сильва глядела на него и молчала.
Сильва знала, что случится.
Морозильник поднялся, как обычно, первый, но ребята его усадили. За последний раз он на условном, а перед тем уже сидел за вооруженное нападение, но, как мне кажется, в тот раз его в дело впутали. Только это уже совсем другая история.
Морозильник встал во второй раз и вырвался от ребят.
Действует он как придурок, сразу же во весь рост, сразу же желает правды и любви, сразу же желает послать бандюг в морозильную камеру нашего морга. Ну тогда и я встал.
Схватил его за плеч и говорю: "Хей…".
А он мне в ответ: "Тут никто не будет выпендриваться!".
А я ему говорю: "Хей, Морозильник…".
А он мне на это: "Никто!".
А я говорю: "Спокуха, выпей рюмочку".
Я же знаю, что Морозильник поступил бы точно так же. Он тоже бы поднялся, если бы это я был на условном. И как-то раз он уже так и сделал, потому что у меня было условное, когда на матче вытянул руку в римском приветственном жесте, а мусора сразу: что я делал "хайль". И даже не позволили им объяснить, что я никакой ни "хайль" делал, а просто-напросто я последний римлянин. Европеец. Ну, временно подшофе.
Не исключено, правда, что перед тем уже был какой-то опыт.
Толкушки, драки, тыцки в лоб. Чешский юмор.
Но это уже совсем другая история.
Короче, Морозильник встал, а я его посадил и поднялся вместо него.
Только ведь встал я не ради Морозильника, я поднялся, потому что должен был встать, потому что все во мне хотело подняться. Должно было подняться. Потому что все во мне дрожало, как тогда, когда я впервые в начальной школе я подрался с Пепиком Циной. Я всегда вспоминаю первую в своей жизни драку. Первую свою бабу можно забыть, даже имя, а вот первую приличную драку забыть невозможно.
Вот увидишь, что так оно и будет.
Ага, подхожу я к этому из Моравии.
И говорю: "Добрый вечер".
Хорошо быть вежливым.
А потом говорю: "Какие-то проблемы?".
Всегда хорошо спросить.
А он мне в ответ: "Кто желает получить пизды?".
А я ему на это говорю: "Мне нравится".
А он мне: "Что нравится?".
Вот хорошо так установить контакт и наблюдать за тем, как он убегает глазами. И по этому ты видишь, как оно с ним. Чего можно от него ожидать. По глазам все можно увидеть.
А я говорю: "Что говоришь "пизды". Никогда такого не слышал. У нас так не говорят.
А он не знает, в чем тут дело, и спрашивает: "А как у вас говорят? Пиздей?"
Я же говорю: "Пиздюлей. Через "ю". Так и говорят: пиз-дю-лей. Повтори. Устроим маленькую телепередачку, посвященную родной речи".
А он говорит: "Выебываешься, а?".
Я ему на это: "Вот попробуй сказать: Пиз-дю-лей".
А он на это: "Хочешь получить пизды?".
Я на это: "Молодой… спокойно".
А он: "Выебываешься или чего?".
А я говорю: "Спокойно. Двери вон там. Тебе уже хватит. Уйди".
Это хорошо дать последний шанс.
Вся "Северянка" пялится на тебя. Это же гораздо интереснее, чем сериал в телике в углу.
Сильва тоже глядит. И хорошо, что глядит.
А он говорит: "Похоже, ты и вправду хочешь получить пизды, как мне кажется".
А я говорю: "Как мне кажется? Где это ты так научился говорить: как мне кажется".
А он: "Хочешь получить? Хочешь получить?".
А я: "У тебя у самого пизда между ногами, пиздюк".
А он: "Что-то мне кажется, что ты меня, хуй, чуток сильно достаешь".
А я: "Чуток сильно достаешь, тоже ничего. Так где ты научился этому "как мне кажется"?".
А он: "Говорю, что достаешь".
А я: "Ну, думаю, что так. Думаю, что достаю, потому что ты достаешь меня. Не можешь себя вести, село".
И он: "Сам ты село".
А я: "Ты чего, хуй деревенский, еще не врубился, что в столицу приехал? Так что веди себя, как в столице, село".
И он: "Ты чего ко мне приебываешься?".
А я: "Вот тут ты совершенно прав. Я к тебе приебываюсь. И не перестану. Мне кажется, что тебе следует дать урок. Урок по жизни".
И он: "Так ты пизды хочешь, а? Мне кажется, что так".
Короче, своей пизды он получил.
Konzentration, Junge.
Вот это самое главное.
Концентрация.
Я гляжу на Сильву.
Сильва глядит на меня.
Мне нравится, когда она глядит на меня.
Konzentration, Junge.
И… Работаем!
Никогда сразу не можешь жахнуть с правой.
Каждый этого ожидает, даже такой жирный сельской горе-боец.
Ты должен уметь застать врасплох. Приличным левым хуком ты поставишь его во фрунт и передвинешь в центр собственной вселенной. Оно даже и не совсем хук, а такой вроде как боковой. А потом включаешь правый. И даже не включаешь, а посылаешь. И даже не посылаешь, а это он сам вышлется. Это как небесное прикосновение. Молния, бьющая в громоотвод. Першинг прямиком в его румпель. В самый центр его вселенной, который в этот самый миг западает в кровавую черную дыру, из которой, возможно, он когда-то возник. Большой взрыв, как говорил по ящику Грыгар, когда я был малой и пялился с братаном и стариком на Окна Вселенной раскрыты настежь, а мама вязала на спицах шерстяные шапки и перчатки, а еще бесконечные шарфики, в которые можно было закутать весь этот Северный Город. Закутать или всех на них повесить.